Статьи и интервью с Максимом Авериным



Интервью в журнале "Смена". Автор: Елена Воробьева

Статья о фильме "Магнитные бури" в "Литературной газете". Автор: Людмила Донец

Интервью в журнале "Отдохни!": 1 страница | 2 страница

Из интервью с Вадимом Абдрашитовым, режиссером фильма "Магнитные бури". Автор: Жанна Васильева

Из статьи о Сергее Потемкине, режиссере фильма "Город без солнца". Автор: Светлана Симакова.

Интервью в журнале "ТВ-Парк" от 8 августа 2005 года. Автор: Наталья Клокова: 1 страница | 2 страница | 3 страница | 4 страница

Статья в журнале "ТВ-Парк" от 2 января 2006 года:1 страница | 2 страница

"Мистический маскарад". Интервью из журнала "Ваш Досуг". Автор: Татьяна Печегина

Интервью с Максимом Авериным в газете "Вечерняя Москва" #22 (24313) от 8 февраля 2006. Автор: Ольга ФУКС

Интервью с Максимом Авериным в журнале "Досуг и Развлечения" от 9-19 марта № 10 2006г.

Интервью с Максимом Авериным в «Учительской газете» №14 от 2006-04-04





Интервью в журнале "Смена". Автор: Елена Воробьева

Максим Аверин – артист театра Сатирикон, лауреат Российской независимой премии «Триумф» известен зрителям своими яркими работами в кино – «Магнитные бури», «Карусель», «Команда 01. Огнеборцы», «Место под солнцем».

Магия, одержимость, священнодейство, так можно вкратце описать его игру на сцене. Максим убедителен и достоверен в самых разноплановых ролях – Арбенин в “Маскараде”, король Эдвард IV , герцогиня Йоркская, герцог Кларенс в “ Ричарде III “, Банко в “Макбетте” Эжена Ионеско.

Аверин из тех, кто ведет за собой зрителя, в его игре нет фальши. Убедительная энергия, излучаемая актером и человеком – Максимом Авериным дарит Вдохновение, Мечту, проникая в самое сердце зрителя.

– Максим, ты, можно сказать, вырос на «Мосфильме», в кино снимаешься давно, а свою первую небольшую роль сыграл в шесть лет в фильме «Похождения графа Невзорова». Одни подразделяют профессию на актера театра и кино, другие – утверждают, что если есть талант –везде сыграешь хорошо...

– Кино и театр – две совершенно разные профессии. Есть театральные актеры, которые легко входят в органику кино, познают все составляющие этой специальности, некоторых, что называется, даже пленка любит. Но далеко не каждый даже уникальный артист театра может быть хорошим актером кино. Имеет значение – кто твой наставник, меня научил работать в кино Вадим Абдрашитов, у него я снимался в замечательной картине «Магнитные бури».

Абдрашитов – режиссер, который верен себе, абсолютно творческий. Он по-прежнему занимается постижением души человека, его фильмы заставляют думать, переживать.

Сейчас, к сожалению, люди привыкли к сюжетному кино, к плоским, безликим героям. Многие артисты используют одну и ту же краску... Посмотришь, бывает, фильм и думаешь: «Не за кого утонуть!»

А ведь картина должна поднимать дух, воспитывать, волновать…

Обидно, что забываем о своих корнях, копируем западные клише. Непонятно, почему мы потеряли традиции отечественного кино, на котором воспитывалось не одно поколение людей... Мне больно видеть, что переживает наш кинематограф сегодня. Слава Богу – у нас есть еще такие мастера как Абдрашитов, Чухрай, Михалков.

– Недавно ты закончил сниматься в 12-серийной картине «Доктор Живаго» у Александра Прошкина. Сыграл роль Панфила– партизана, вырезавшего всю свою семью...

– Было непросто разобраться в психологии этого человека, оказавшегося в безвыходной ситуации, осознать, что им «двигало». Как правило, работая над ролью, всегда обыгрываю ее по-разному, ищу новые приемы.

– Максим, в Сатирикон ты пришел в 1997 году – сразу по окончании Щукинского училища. Кто из педагогов оказал наибольшее влияние?

– Учителя у меня оказались удивительные, люди-вехи: знаменитый чтец Яков Михайлович Смоленский, Марина Александровна Пантелеева.

В искусстве чрезвычайно важна преемственность. Мы должны обращать внимание на то, что сделали наши предшественники, обязаны помнить о прошлом, но не быть ни в коем случае людьми прошлого! Никто не сможет сделать хороший фильм или спектакль, не думая о зрителях, забывая, ради кого он создается.

Режиссер, артист должны быть современным и говорить со зрителем на современном языке.

Каждый год театральные вузы выпускают новых актеров. Среди них много необученных, вернее, обученных по старинке. Время сейчас предъявляет другие законы, театр развивается и идет вперед. Мне совершенно бывает непонятно, когда молодой артист говорит режиссеру: «А я это не умею!» Если мне режиссер скажет «Станцуй канкан!» я это станцую, если необходимо по роли.

– В спектакле «Макбет» Эжена Ионеско ты блистателен в роли Банко, в «Ричарде III » исполняешь сразу три роли: герцога Кларенса, короля Эдварда IV и герцогиню Иоркскую. Режиссер-постановщик Юрий Бутусов. Как с ним работалось?

– Бутусов – талантливый питерский режиссер и работать с ним интересно. Он из тех, кто в состоянии «развернуть» актера на 180 градусов. Мне нравится, когда режиссер готов к диалогу, когда можно подключаться к творческому процессу, когда режиссер знает, что он от тебя хочет на площадке.

Не приемлю, когда из актера что-то «вылепили», как из пластилина и он ходит по сцене словно запрограммированный.

– В Сатириконе у вас хорошая творческая команда?

– У нас ансамблевый театр, такого, чтобы все вертелось вокруг одной звезды, у нас нет. Мы – одна команда.

– Константин Райкин режиссер требовательный?

– Требовательный. Я рад, что сразу попал к нему в театр. Константин Аркадьевич – мощный режиссер и актер c большой внутренней дисциплиной, он равно требователен и к себе и к актерам.

Сатирикон все время в развитии, Райкин приглашает хороших режиссеров, берет хорошую драматургию. Вместе с нами, актерами ступает на неровную почву новой постановки, он как ртуть, все время в движении. Недавно «Снегурочку» поставил с молодыми актерами, яркий спектакль, сильная энергетика, артисты не только играют, но и поют, танцуют. Райкин блестяще играет Ричарда III в одноименном спектакле Бутусова. Он считает, что театр должен волновать душу зрителя, он за искренность, за соединение актера с залом.

– Максим, образы, создаваемые тобой на сцене абсолютно разные. Глубокие и искренние. Ты актер тонкий и убедительный, со своей внутренней философией. Что для тебя театр?

– Театр – это смысл всей моей жизни. Не отделяю себя ни от одной роли, которую сыграл, я все «пропускаю через себя. Готовясь к роли, всегда внимательно читаю сценарий, отмечаю, что могу «вынести» лично для себя – в том числе и как гражданин.

Не всегда артист получает ту роль, которая может его выразить, а если такое происходит и есть право выбора – это же счастье!

– «Сыграть Арбенина дано не каждому мастеру сцены», – сказал однажды мне в интервью актер Виктор Авилов, это была его любимая роль. Ты великолепен в роли Арбенина, проживаешь этот сложнейший образ, играешь на разрыв аорты! Как рождалась эта работа?

– Все свои роли я сделал на усталости – уникальное состояние! Когда выжат как лимон, ты открыт, появляется второе дыхание. В последний момент как бы взлетаешь, возрождаешься, концентрируются мысли, просыпаются новые силы. “Маскарад“ рождался в моем напряженном рабочем графике – репетиции, съемки, спектакли в Питере. Спектакль идет в два состава – Арбенин\Казарин играем с Денисом Сухановым в очередь. Практически два «Маскарада», две любимые работы. Но, роль Арбенина мне дорога особенно, было интересно всецелое постижение этого героя. Я даже грим ему придумал, изменил форму своего носа, прическу. Грим творит чудеса, помогает от внешнего состояния придти к глубочайшему внутреннему.

– В чем же трагедия Арбенина?

– Он не перешел на грань понимания того, почему нельзя претендовать на другого человека, даже если любишь его целиком и полностью! Ревность, Месть, Подозрительность– все это дьявольщина и освободиться от нее может только сильный. Ни один человек не должен принадлежать другому – никому и никогда! Любовь Арбенина эгоистична и слепа, ты -только моя – принцип страшный. Он убил не только Нину, но и самого себя, произошло самоуничтожение.

– Твой идеал в профессии?

– Мне хочется быть самим собой. Очень нравится Фаина Георгиевна Раневская – великая актриса.

Хотелось бы достигнуть мастерства Олега Ефремова…

Роберта де Ниро в кино…Но всего этого можно добиться только находясь в постоянной работе, накапливая опыт за счет новых интересных работ. С удовольствием смотрю наши фильмы, ставшие классикой кинематографа.

Артист должен постоянно учиться, чтобы быть на высоте в своей профессии. Актер постоянно что-то постигает и впитывает, ну, а, если решит, что уже всего достиг – значит, как актер он умер.

– Ты в жизни всего добиваешься сам?

– Я все сделал своим трудом, никто мне не прокладывал дорогу в рай. 90 процентов труда – и я благодарен судьбе за это.

– Что не приемлешь в отношениях людей?

– Ложь – в любом ее проявлении – сценическую, в отношениях двоих людей. Сам врать не люблю, да и не умею.

– Ты категоричен в своих поступках?

– Не категоричен, но принципиален. Никогда не «вычеркну» человека, не проанализировав мотивы его поведения. По возможности стараюсь понять другого. А если влюблен – могу простить все!

– Что тебя раздражает в сегодняшнем дне?

– Сейчас многие увлеклись «обоями, дизайном» в творчестве и жизни. Любую обложку можно раскрасить яркими цветами, нарядить, конечно, она привлечет внимание, но как быть, если под ней Пустота?

Страшно то, что уходит – Духовность. Ускользает куда-то Иллюзорность, Мечта, – все-таки театр и кино – искусство Возвышенное... Мне кажется, что в актерах должна быть тайна, магия, мечта. Сейчас в актрисах исчез образ женщины-мечты, улетучилась недосягаемость, недоступность. Почему-то появилось великое множество бытовых актеров, стремящихся тусоваться, демонстрировать свое материальное благополучие. На актера сейчас смотрят как на представителя шоу-бизнеса: от кого одет, какая марка автомобиля... Почему-то интересны ни его работы, а атрибуты его достатка.

– Какой зритель тебе нравится?

– Люблю незнакомого зрителя, потому что у меня есть желание его завоевать.

– В чем смысл профессии актера?

– Мы, актеры – чистим души людей!






Статья о фильме "Магнитные бури" в "Литературной газете". Автор: Людмила Донец

ПРЕДАННЫЕ И БРОШЕННЫЕ

Внимание – “Магнитные бури”

Русский бег. Бегут какие-то мужики в размытом, синеватом, нездешнем свете экрана.

Слева направо. Справа налево. Прямо на нас. От нас в глубину. Ни слов, ни выкриков, ни всхлипов. Только топот тяжелых сапог, только лязг железа погромыхивает.

Толпа. Массовка. Но какая! Она наступает и гудит как предвестник беды, катастрофы, обвала.

Мужиков становится все больше. Синеватый воздух все накаляется. В ход пошли кулаки, потом железные прутья. “Ты за кого?” – “За Савчука”. – “Неправильно”. Бликующую в неясном свете фигуру бьют в пах и в лицо, и слегка проявляется в маревном побоище окровавленная, разбитая физиономия. Это герой фильма Валера (актер Максим Аверин). “А пошли вы все”, – и захромал в сторону. Но из этого жерла тьмы и тумана далеко не уйдешь. Оно засасывает с головой и потрохами. Это война. Они так и говорят: пошел воевать. Режиссер Вадим Абдрашитов и сценарист Александр Миндадзе являют собой тандем удивительный. Они уже не просто единомышленники, а словно родные братья. И снимают кино, как никто другой. Они снимают реальное как условное и условное как реальное. Это смесь социума и метафизики, быта и космоса, обыденности и мистики. (Не худо здесь вспомнить и оператора Юрия Шайгарданова.)

Если грубо рассказать, о чем “Магнитные бури”, получится – о бунте рабочих на заводе, когда хозяева стали делить собственность. Но картина недаром названа “Магнитные бури”. Что-то сдвинулось в нашей жизни. Где свои, где чужие? Где добро, где зло? Все стало текучее, хитрованское, обманное, опасное. “Но страшно мне – изменишь облик ты”.

Любовь. Есть, однако, в “Магнитных бурях” и любовь. Она здесь истинная до простодушия. “Валерочка”. – “Мариночка”. Держатся за руки. Смеются, хохочут. Вокруг черт знает что происходит, а они смеются. Они счастливые. Они “с друг дружкой”. С чистым, крепким личиком, как Христово яичко, Марина (артистка Виктория Толстоганова) и Валера (актер Максим Аверин) с лицом темным, запыленным, разбитым, растерянным, только нитка ослепительно белых зубов сверкает в открытой улыбке. На этом растерянном лице держится, собственно, весь главный смысл картины. Герой все время силится понять, что же происходит в нашей жизни.

Я, признаться, стыжусь нынешней повсеместной империи страсти на экранах. Неловко как-то быть третьим одетым в чужой постели. А здесь любовная ночь – крупным планом, крупнее не бывает, у самого края широкоформатного экрана, и вздохи, и слова “Валерочка, до конца. Разрешаю”. Но тут не траханье, а парение. И это беззащитное “разрешаю”… Поистине будьте, как дети, и все сбудется.

Только вот от жизни никуда не деться. И авторы, смещая условное и реальное, переносят заводскую драку рабочих в любовную сцену Валеры и Марины. Трещит и взламывается дверь, и клубок дерущихся вваливается в комнату, продолжая драться прямо у постели влюбленных, которые испуганно забились в угол кровати.

Трещит и взламывается жизнь.

Голод. Почти вся картина – ночная. Ночью дерутся рабочие. Ночью любятся любящие. Ночью сговариваются бесчестные. И только один из трех эпизодов – дневной, солнечный. Но и солнце, и воздух здесь какие-то мутные, пыльные. Завод не работает. Голодуха. Рабочие выходят на картофельные поля воровать картошку. Мы не сразу понимаем, что это воровство. Сначала думаем, что убирают свое. Копают, складывают в мешки. Наши герои, Валера и Марина, и все та же сверхвыразительная массовка. Разбрелись по всему полю. И вдруг вдалеке появляется машина. Хозяева. Или надсмотрщики. И все люди на поле падают в густую, высокую, поросшую дикими, буйными травами картофельную ботву. Падают мгновенно. Как подкошенные. Как подстреленные. Как от невидимой пули. От страха. От стыда.

Машина проезжает. Все спокойно. Все поднимаются. И тут мы видим, что картошка эта растет рядом с железной дорогой, на откосе, в низине, среди пыльных бурьянных трав, а по рельсам, наклоненный какой-то, накренившийся, мчится поезд, лязгая железом. Мертвый какой-то, с закрытыми окнами. Такой же потом унесет навсегда Мариночку от Валерочки. А сейчас только смутная “тоска дорожная, железная”. Только предчувствие: “А я иду – за мной беда, Не прямо и не косо, А в никуда и в никогда, Как поезда с откоса”.

Сговор. Валера и Марина вместе с другом своим Степаном (артист Сергей Покровский) идут в затрапезную забегаловку – поесть по-настоящему. Не только картошку, но и мясо. Степан угощает. И они, как и мы, еще не знают, что Степан для этого угощенья продал свое ружье, которым он кормился, подстреливая мелкую дичь. “А ничего, – говорит он, – все равно всего зверя подшибли из пулемета”.

Едят Валера и Марина мясо, рвут его зубами, давятся, голодные. Любуется на них Степан. И вдруг застывает Валера. Он видит в углу за столиком две фигуры. Сидят тихонько спинами к нам, перешептываются. Безликие, неразличимые. Не злодеи даже. Не люди. Нелюди. Савчук и Маркин. Два директора. Два организатора рабочего противостояния. Сговорились голубчики. Валера пришел в себя, кричит: “Оскар! Не отдавай Яшке акции! Оскар! Я кровь за тебя проливал! Эй! Подставные! Вы Петрушки у кого? Мы-то у вас, а вы? У какого пидора московского?!”

Услышали. Бесшумно встали, бесшумно бочком пошли к выходу, как нечисть болотная. Из тьмы соткались и во тьме растворились.

“Страшный мир. Он для сердца тесен”.

Праздник. И снова драка на заводе. Бьют в темноте пространства и души, не видя, кто кого. Валера бьет Степана, как ополоумел. Тьма, неразбериха, бьет своих, а свои за это, думая, что он их предал, приковывают Валеру к станку, ввинчивают его руки в пазы. И стоит Валера лицом к зрителю, фронтально, на краю экрана, раскинув прикованные руки. Как Иисус Христос. “Прикованный пролетарий”, – смеются бегущие мимо рабочие. В цех запускают газ, вбегают люди с винтовками, с автоматами. Хозяева делят собственность. Все, как каждый день по телевизору. И все, как только в этом фильме.

Это предчувствие магнитной бури, предчувствие беды. Рабочие колотятся в оголтелой драке. Слышится лязганье винтовок, автоматов. Мерцающий сине-зеленый свет экрана густеет, бликует.

И прямо из этого ночного морока выплывает праздник. Светлый такой. И музыка играет так весело! И толпа рабочая, народная так искренне веселится, радуется, словно и не было ничего ночного, страшного. Обнимаются, пьют пиво, танцуют.

Ах, этот пассионарный русский народ! Все им хочется чего-то непрактичного: то правды, то братства. Как дети. И как легко их склонить к краю гибели! Они ведь нечисть болотную в упор не видят. Они ведь не такие умные. Они понимают только черное и белое. Даешь справедливость – и баста.

Веселятся, сердечные, с перебинтованными башками, зла не помнят. Зачем бежали? Зачем калечились? Кого защищали? А защищенные, те, кто все понимает, стоят в глубине кадра, за толпой рабочих, в рядочек так аккуратненько выстроились. В одинаковых пиджачках, галстучках. С одинаковыми лицами. С одинаковыми ухмылочками-улыбочками. Нечисть болотная. Ворье ненасытное. Праздник у них, праздник. Веселье сговоренное, проданное. Радуются, что этих наших провели.

Степан. И только Степан упорно не хочет принимать этот праздник. Главный герой Валера пока что еще просто растерян. Герой негероичен. И это знаково. А второстепенный персонаж (и это тоже знаково) все сдуру хочет какой-то правды добиться (правда еще маргинальна). Портит праздник. Ну его быстро палками, автоматами, под общий шум и веселье в милицейскую машину затолкали – и с глаз долой. Догнали Степана выстрелы из автоматов в высокой траве-бурьяне. Мы не видим его. Только автоматная очередь. Только трава покачнулась и наклонилась. Зверье пулеметами отстреляли, человека – автоматами. Сказать он, видите ли, хотел, мужик.

– Чего их жалеть, мужиков, – говорил ворюга в “Калине красной”, убивая Егора. Много их в России…

Конец – это только начало. Вот и кончилась малая народная война. Степана убили. Любимая Мариночка надорвалась от безработицы и бездомности (квартиру за мужний бунт опечатали). Ее забрала с собой сестра, зарабатывающая проституцией. И надо думать, судьба ее такая же. Недаром когда Валера увидел ее в тамбуре уходящего поезда, то не сразу узнал. Беленькая, естественная, как цветок полевой, она стояла перед ним с черными, как воронье крыло, волосами и ярко-красным, как у вампира, ртом. Точь-в-точь как и старшая сестричка. Но страшно мне – изменишь облик ты…

А жизнь потекла словно по-прежнему. Рабочие дружной толпой, как веселые овцы, идут на завод. Так сказать, рабочий класс идет в рай. Валеру окликают. Ему рады. Может, ничего и не было? Но мертвым стало лицо Валеры. “Я пошел воевать и вроде не вернулся. Лучше бы совсем пришибли. Котелок раскололи. Не могу больше жить”. И вправду, зачем так жить – без веры, без любви, без надежды?

* * *

Я не понимаю, как два центровых московских мальчика, Вадим Абдрашитов и Александр Миндадзе, сняли фильм о народной смуте, о народной трагедии. Не о талантах речь. Это дело давно известное, решенное и подписанное. Но как они сумели рассказать об огромной России, о рабочем классе, о народе именно сегодня, когда и слова-то эти уже стали устаревшими, неудобными, даже неприличными. Когда тележурналисты с особым жаром жалеют только журналистов же, когда с ними что-то случается. Как нужно внимать своим героям, чтобы, казалось, рваные, почти бессмысленные обрывки диалогов сценария оказались на поверку мукой невысказанности этих героев. Как авторы сумели сочетать жаркое дыхание ежедневности с синим светом метафизических предчувствий? Сочетать нравственный закон внутри нас и звездное небо над нашими головами?

“Магнитные бури” – это русский космизм.

Я думаю, фильм этот – начало нашего нового кино. У нас уже есть хорошие фильмы. Но все то война, то история, то частная жизнь. А чтоб так прислониться к дню нынешнему, к беде его, сохраняя небесную вертикаль, – по-моему, это впервые в новых временах.

“Музыка играет так весело, так радостно, и кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем”…

Людмила ДОНЕЦ

© "Литературная газета", 2003






Из интервью с Вадимом Абдрашитовым, режиссером фильма "Магнитные бури". Автор: Жанна Васильева


Вы упоминали про выбор актера. Максим Аверин и Виктория Толстоганова в качестве главных героев появились сразу?

Для нас с Миндадзе выбор актеров мучительнейший момент. После написания режиссерского сценария, который, собственно, и есть основа будущего фильма, самое сложное дело это утверждение актеров. Даже не поиски. Поиски приятны тем, что приходят очень талантливые люди. Вообще актерский рынок, надо сказать, хороший. Последние картины это доказывают. Я всегда с сожалением утверждаю актеров: Жаль, и с теми бы еще тоже поработать! Но невозможно всех обнять и все объять.

Мы очень тщательно проводили пробы. Пробовались около 60 человек. Но вопрос же не стоит так: кто лучше сыграет, тот актер или этот. Оба сыграют хорошо. Оба замечательные, талантливые люди. Вопрос в другом, какое и про что получится кино с тем или иным актером. Потому что выбор актера это не просто какая-то интерпретация замысла, это смысловой акцент.

В молодости была такая история. Мы сняли треть картины с одной актрисой. И вдруг она заболела, врачи не разрешили больше сниматься. Картину остановили. Нам предложили в течение трех дней найти замену на главную роль. Мы нашли. Сняли картину. Она не то что лучше или хуже той, которую мы снимали. Она про другое. Говорю не об обертонах и даже не о тонах, говорю о смысловых акцентах.

Второй момент: как данный актер будет работать в одном кадре с другим человеком, как они монтируются друг с другом. Может случиться так, что каждый сам по себе работает замечательно, а в кадре они не сочетаются. И складывается ли актерский ансамбль во всей картине или нет? Поскольку ты не в театре работаешь, а кино снимаешь, что называется, навсегда, подбор ансамбля всегда мучительный процесс. Очень ответственный. Мы всегда его малодушно оттягиваем до тех пор, пока становится невозможным не принимать решение.

Что касается Магнитных бурь , то когда появился Максим Аверин, стало ясно, что, по всей видимости, Валеру будет играть он. Викторию Толстоганову я раньше не видел в кино. И очень хорошо, что не видел. Потом я посмотрел картины с ее участием и понял, что она работала совершенно в иной плоскости. Оказалась очень талантливым человеком. Она может делать все. Перспективная актриса. Дай Бог ей хороших ролей.

Были полнокровные пробы, в них участвовали многие хорошие актеры. Я очень доволен, что сделал именно тот выбор, который сделал.






Из статьи о Сергее Потемкине, режиссере фильма "Город без солнца". Автор: Светлана Симакова.


Но есть в этом фильме и большая любовь, в которой, по мнению Сергея Потемкина, мы нуждаемся как ни в чем другом:

— Сегодня в моде киногерои, которые предают. Я же хочу, чтобы возродилась в нашей жизни потребность в героях, которые спасают.

Инженер табачной фабрики Егор (Максим Аверин) знакомится с юной художницей и актрисой Люси при весьма трагических обстоятельствах: он ее чуть не переехал автомобилем. Этот случай поставил его жизнь с ног на голову. Практичный и удачливый Егор погружается в незнакомую жизнь богемы. Узнав, что его случайная знакомая — наркоманка, он начинает за нее бороться.

Максим Аверин, известный киноманам по фильму «Магнитные бури», в картине Сергея Потемкина снимался с огромным удовольствием: «Все мы молодые люди, нам чужда прямая нравоучительность, указующий перст, деление персонажей на «хороших» и «плохих». Нас объединяет стремление к утверждению таких нравственных категорий, как вера, надежда, любовь, долг, преданность. А этот фильм — о Любви, которая способна победить смерть».
Источник: газета "Вечерний Челябинск" от 20 июня 2005 года.






"Мистический маскарад". Интервью из журнала "Ваш Досуг". Автор: Татьяна Печегина


В Сатириконе считают, что не только любви, но и ревности все возрасты покорны. Отработав в этом театре семь лет, Максим Аверин сыграл во всех репертуарных спектаклях, пройдя путь от небольших ролей (Джон во Льве зимой, Тони в Кьоджинских перепалках, Тесман в Гедде Габлер) до более крупных.

Он играл Банко в Макбетте, а в Ричарде III - Кларенса, Эдварда и герцогиню Йоркскую. Восьмой сезон для Аверина ознаменовался первой главной ролью Арбениным в спектакле Владимира Агеева Маскарад. После репетиции с Максимом встретился корреспондент ВД.

- Как вы думаете, почему режиссер Агеев выбрал для постановки Маскарад?

-Режиссер очень интересно интерпретировал Лермонтова. Сегодня мы остро чувствуем, что наше общество отравлено.

-В пьесе для вас было важно именно это? А как же ревность, любовь?

- Маскарад - удивительное произведение, в нем много скрытого смысла, много неразгаданного. Лермонтов сплошная мистика! И, конечно, мы не могли проигнорировать мистичность Маскарада А как же иначе? Если поставить его бытовым, то получится спектакль о немолодом мужчине, приревновавшем свою жену. Но пьеса рассказывает не о ревности, а о чем-то большем. О том, как в человеке борются Добро и Зло, божеское и дьявольское; о том, как человек обретает высшую благодать Господа Любовь. О том, как он в этой благодати сомневается...

- И каково молодому артисту выходить на сцену в образе человека, который все перечувствовал, все понял, все узнал?

- На мой взгляд, мнение, будто Арбенина должен играть немолодой актер, неверно. Ведь Лермонтов написал Маскарад, когда ему был всего 21 год. Значит, он рассказывал не о стареющем человеке, а о себе, о своих муках. Человек и в 16 лет может все перестрадать, перемучиться, очерстветь и к 28 годам уже не откликаться ни на какое чувство.

- Спектакль репетируют сразу два состава. Во втором вы играете противника Арбенина. Кому вы сочувствуете?

- Казарин - очень интересный персонаж. Я его называю Проповедником дьявола. Он ведь не просто картежник, шулер. В финале он говорит об Арбенине: Теперь он мой! - как будто сообщает это дьяволу. Для сил зла Арбенин важная фигура, сломить его необходимо. В роли Арбенина для меня важна не яркость красок, а мысль, внутренняя работа. А мой Казарин существует в джазовой ритмике - когда я произношу его монолог о добродетели, мне все время вспоминается опера Гершвина Порги и Бесс. Ария, где идет речь о том, что библейские заповеди ничего не значат.

- Что помогает вам справляться сразу с двумя непростыми задачами?
- Вдохновляют партнеры по спектаклю, особенно наша молодая актриса Глаша Тарханова, играющая Нину.

Татьяна Печегина






Интервью с Максимом Авериным в газете "Вечерняя Москва" #22 (24313) от 8 февраля 2006. Автор: Ольга ФУК


«Хороший актер, но не медийный», – вздохнула одна моя коллега. Точно, не медийный, хоть и снимался в куче сериалов – «Карусель», «Огнеборцы», «Место под солнцем», «Город без солнца». Аверин скорее эксклюзивный. Не зря же его приглядел на главную роль Вадим Абдрашитов. За роль Валерки в «Магнитных бурях» Максим получил молодежный «Триумф» и Государственную премию. На подходе – «Доктор Живаго» Александра Прошкина с его участием. Рост баскетболиста, обаятельная улыбка не сходит с лица. А так – нормальный сумасшедший трудоголик. Ловит кайф от одновременных съемок в трех городах, от игры в двух театрах – «Сатириконе» и Центре драматургии и режиссуры, да еще в антрепризе «Ромео и Джульетта» Роберта Стуруа.

– Максим, ваша первая главная роль в театре – Арбенин – прожила совсем недолго. Как вы отнеслись к тому, что спектакль сняли?

– Болезненно. Хотя уже на премьере было ясно, что долго он не проживет. Просто потому, что не совпали взгляды худрука и постановщика. В принципе, трактовка Агеева мне понравилась – а где у Лермонтова сказано, что Арбенин старый? Он – поживший. Но в XIX веке пожившими были и тридцатилетние. Сам Лермонтов в 19 лет написал «И скучно, и грустно, и некому руку подать». Откуда у него эта боль? Другое дело, режиссер Агеев – из учеников Анатолия Васильева, и ему свойственно разговаривать с Богом.

Тот неполный сезон, пока Арбенин жил, я до мороза по коже получал удовольствие – просто от того, что соприкасаюсь с великой поэзией. Почему-то мне кажется, Арбенин ко мне вернется. Это мистическая пьеса, и все, что с ней связано, – мистика. Недавно гуляю в Останкине – я туда езжу текст учить, дышу воздухом и учу. И вдруг прочитал про себя весь текст «Маскарада». И понял, что все во мне живо.

– Спектакль «Макбетт» тоже чуть не постигла участь «Маскарада»…

– … а мы его отвоевали. Для меня он стал взлетной полосой. Благодаря ему в моей жизни случилась встреча с Вадимом Юсуповичем Абдрашитовым.

– Говорят, у него было семь претендентов на главную роль в «Магнитных бурях»…

– Я даже не знаю, кто были остальные шестеро. Совершенно не представляя, в какую историю меня зовут, я заявился к Абдрашитову с серьгой в ухе, в клешах, лохматый. Он был слегка шокирован, но минут сорок со мной проговорил. И вот, помню, стою в городе Самаре и подстегиваю себя: а что если позвонить и узнать? Звоню. Его помощник режиссера по актерам мне дежурно говорит: «Вы разве не знаете? Вас утвердили!» В общем, весь свой отпуск, почти три месяца, я провел в городе Серпухове. Снимали мы в основном ночью. Остальные артисты приезжали-уезжали, а я жил там безвылазно и думал, какое счастье... А ведь все время один, день на ночь поменялся, ночью съемки, драки, люди. Никогда не видел я такого лидера, как Абдрашитов, – его биополе влияло на всех. Без единого крика он добивался четкого выполнения. В начале съемок мне казалось, я сел за парту первого класса, а к концу фильма окончил институт.

– А в жизни вам приходилось драться?

– Бывает, когда затронут честь моих друзей.

– Я спрашиваю об этом в связи с ролью Валерки.

– А Валерка не быдло. Все думают, что фильм про дележку завода, про драки да про олигархов. Ерунда. Он о человеке, который потерял любовь, но нашел судьбу. Про «Остановился поезд» тоже говорили – социальное кино. А вы посмотрите в глаза Борисову, когда у его героя убивают собаку. Только умерщвленные духом люди увидят здесь «социальное кино». Я как-то пошутил: умирать, мол, буду – положите в мой гроб «Магнитные бури».

– В театре вы играете королей, королев да генералов. В кино – то пожарного, то врача, прошедшего Чечню, то рабочего. Откуда черпать, так сказать, вдохновение?

– Мы же не пособие снимаем. На съемки «Карусели», где мой герой теряет память, к нам приглашали психологов, аналитиков. Но делать так, как они объясняли, было скучно. Мне нравится делать роль на сильных колебаниях от комедии к трагедии, чтобы и боль была, и юмор. Мы снимали в Адлере, ближе к Чечне нас не пустили. Снимали в реальном доме, глава семьи многое испытал – жизнь учил не по учебникам. Он сказал: «Я когда смотрю на Аверина, верю, что ему больно».

– Что повлияло на ваше решение стать артистом?

– Мама и папа работали на «Мосфильме». Папа – широты необыкновенной, мама – такая русская красавица с косой. В общем, они не могли пройти мимо друг друга. Папа, будучи монтировщиком, потом художником-декоратором, всегда хотел быть артистом. Он работал с Панфиловым, Шелест, Юрским. И эти люди, видя его искренность, понемногу снимали его в кино. Лет в пять я страшно хотел в школу. Просыпался в 4 утра, надевал джинсовый костюмчик, похожий на школьную форму, бархотку для обуви вместо галстука подвязывал и сидел ждал, когда можно будет в школу пойти. Но первые дни в школе меня страшно разочаровали. А уже классе во втором на контрольной по математике заявил учительнице, что контрольную писать не буду: «Вы знаете, я подумал, мне в театральном училище не нужна будет математика». Почему-то я всегда знал, что буду актером.

– И куда пролегла дорога?

– В Щукинское. Во ВГИКе, куда я заявлялся еще в 9-м классе с выученным Маяковским, мне вдруг сказали: «Покажите зубы!» «Я, – говорю, – не лошадь». И ушел. В Щепкинском мне тоже как-то неуютно показалось, как в монастыре. А в Щуке уже на подходе повеяло чем-то родным.

– Театр и личные устремления мешают друг другу?

– Я свой киношный режим составляю так, чтобы не пострадал театр. Вот «Смешные деньги» мы репетировали – я снимался ночью, стараясь, чтобы это не отразилось на моей дневной работе. И Гриша Сиятвинда (мы играем в очередь) снимался – мы договорились, что на каждой репетиции кто-нибудь будет.

– Ваши предпочтения в кино, литературе? Порекомендуйте что-нибудь свеженькое.

– Я тут недавно на недельку ездил в Турцию – просто поплавать и отдохнуть от всех. Взял с собой «Код да Винчи» – как же, все говорят. А в аэропорту случайно купил «Безбилетного пассажира» Данелии. Прилетев, отбился от туроператоров – мол, не нужны мне ваши раскопки, куда вы каждое утро подбрасываете песок Клеопатры. И остался перед выбором – с чего начать. Не утерпел – схватился за Данелию. Хохотал так, что весь пляж на меня оборачивался. И плакал. А «Код да Винчи» – сюжет да и только, причем плохой. Я потом даже купил кассету с научным комментарием – и то намного интереснее.

Кино люблю в первую очередь французское – настроенческое. Мой любимый фильм «Мужчина и женщина» Лелуша. А в американском, даже если актриса плачет, я вижу, какую мышцу она для этого напрягает. Кино у них какое-то предсказуемое.

– На одном сайте про вас написано сухо: «В личной жизни счастлив». Прокомментируете?

– Мне не нравится то, что происходит в нашей профессии. Вот газетный заголовок: Анджелина Джоли будет драться. Так ведь это не она, а ее персонаж. Но процесс идет и в обратную сторону: артист играет даже собственную жизнь. Его фотографируют в ванной, с девушкой, с собачкой. Я не хочу, чтобы знали все мои тайны – мол, а с кем вы просыпаетесь?

Просыпаюсь! И счастлив! Я нормальный человек – и падаю, и плачу. Любящий человек поймет, а для остальных я просто должен нести в себе позитив.






Интервью с Максимом Авериным в журнале "Досуг и Развлечения" от 9-19 марта № 10 2006г.


- Максим, Вы сыграли очень необычного и колоритного персонажа.


- Шидла – получеловек-полуживотное, кот, сфинкс, который существует в разных космических измерениях и приходит на помощь ребятам. Он веселый, энергичный, способный на всякие свершения, приключения.

- Долго Вас гримировали перед съемками?


- Первое, что привлекло меня к участию в фильме – это грим. Ничего подобного мне еще играть не доводилось. Я долго сидел, залитый латексом, а гримеры старались, чтобы грим соответствовал моей индивидуальности, моему лицу. Перед каждой съемкой надо мной два часа колдовала целая команда.

- Трудно было играть – бегать, прыгать, да еще таком сложном гриме?


- Да. Но любопытно, тем более что на площадке собралась замечательная компания. Олег Компасов – очень хороший режиссер, он дает возможность свободно существовать, привносить в роль что-то свое. Многое в образе Шидлы мы с Олегом придумывали по ходу съемок. Но когда от работы получаешь удовольствие, о сложностях забываешь.

- Как Вам работалось с детьми?


-С детьми, как правило, работать непросто, я даже сначала немного боялся. Но Роман Керимов и Филипп Авдеев (исполнители ролей Кости и Стаса) – ребята с замечательным чувством юмора и серьезно подходят к делу.

- У отечественного детского кино есть перспективы?


- Я не считаю «Азирис Нуну» детским фильмом, это скорее семейное кино. Там ведь нет такого: давайте-ка, детишки, встанем в круг. Увлечь ребенка очень сложно, и увлечь его можно только серьезностью происходящего. Что же касается перспектив – начало положено, а там посмотрим. Зрителю уже приедаются голливудские ленты, а мы, оказывается, умеем делать не хуже. Главное – не терять своего лица, наши картины всегда отличались особой душевностью.






Интервью с Максимом Авериным в «Учительской газете» №14 от 2006-04-04



Максим АВЕРИН:

Я жду своего часа



Актера московского «Сатирикона» Максима Аверина люди на улице окликают Ёшкой. Так звали его героя в сериале «Карусель». Первое признание своего таланта Максим получил после работы с Вадимом Абдрашитовым в «Магнитных бурях». Чаще всего его роли успешны. Но сам актер не спешит сниматься все в новых и новых проектах. К своему тридцатилетию Аверин подошел с не совсем обычной для современного молодого человека жизненной философией.

- Принято считать, что талант раскрывается наиболее полно, когда в жизни человека происходит трагедия. У вас такое было?

— У каждого свои трагедии. Для ребенка некупленная игрушка — трагедия, для молодого человека несчастная любовь — трагедия, а для матери трагедия гибель сына на войне. У меня тоже были свои трагедии. Были какие-то моменты, которые двигали меня вперед. Мой отец работал на «Мосфильме» художником-декоратором, мама там же швеей. Сколько себя помню, всегда хотел быть актером. Но с первого раза я не поступил. Чему сейчас безумно рад. До этого я думал: «Вот, стану артистом, и это на всю жизнь». А когда мне хвост прижали, я понял, что необходимо иметь не только желание быть артистом, но и еще что-то. Педагог в училище говорил нам: «Ребята, вас очень много. А в профессии останутся фанатики. Люди, до конца этому преданные». Когда я на следующий год поступил, я в себе некий фанатизм выработал. Быть артистом и жить для меня стало однозначно.

— Что-то произошло?

— Многое. В тот год я успел поработать, сильно переживал из-за неудавшейся любви, но в результате достойно вышел из всех проблем. Потом родители у меня люди сильные и жизнелюбивые. Мама мне всегда говорила: «Сынок, никому не хочется смотреть на твои слезы. Улыбающийся человек гораздо интересней». Это не по пословице «Улыбайтесь — шеф любит идиотов». Нет. Тот, кто тебя по-настоящему любит и понимает, и так поймет, что с тобой что-то не то. Всем остальным знать об этом не нужно. Я не нуждаюсь в сочувствии и в разговорах. Я сам могу со всем справиться. Вот и сейчас я начинаю переосмысливать свою жизнь. Я и сам люблю эти изменения, они двигают тебя вперед, поднимают на новую высоту. И не важно — одинок ты или нет. Я, например, редко бываю один и с нетерпением жду моментов одиночества, потому что нуждаюсь в этом. Хотя мне нравится быть артистом, я люблю уклад этой профессии, мне нравится все, что связано с этой профессией. Я обожаю гастроли, люблю самолеты, поезда, люблю гостиницы. Мне нравится ездить, нравится смотреть. Мне кажется, что невозможно запершись в четырех стенах быть художником. Шекспир сказал, что театр — это зеркало перед природой. А как можно быть зеркалом, если ты ничего, кроме стены напротив, не видишь? Мир огромен, мир прекрасен. Его надо смотреть, его надо изучать.

— Недавно вы отметили тридцатилетие. За последние десять лет вы сильно изменились?

— Мне всегда казалось, что мой стиль — это свитерочек, вытянутые джинсы. А вчера надел серьгу, посмотрел в зеркало и подумал: «А зачем?» Хотя у меня этих серег огромное количество — и с бриллиантами, и золотых, и платиновых. Но они уже не нужны. Раньше я не носил костюмов. Они мне не очень нравились, казалось, что это не мой стиль. А тут вдруг понял, что хочу носить костюмы. Хочу надевать красивые галстуки. Не для того, чтобы кому-то нравился, а для себя. Мне приятно, когда от меня хорошо пахнет. Как говорят, Аверин выходит на сцену, и за ним шлейф дорогих запахов. Я хочу курить хорошие сигареты, пить хороший кофе. Это не эстетство. Мне это действительно нравится. У меня всегда были деньги на сигареты и на кофе. Пусть все плохо, но «стрелять» у друзей сигареты я не буду. Должны быть свои. Сейчас к обязательному списку прибавились другие вещи. Есть к чему стремиться. Конечно, любой мужчина к тридцати годам задумывается над тем, кто ты, что ты сделал на этой земле, правильно ли ты живешь, те ли люди рядом с тобой, кого ты хотел бы увидеть, врешь ли ты сам себе.

— Вы задаете себе такие вопросы? Чего больше в ответах, положительного или отрицательного?

— Задаю, но ответы зависят от настроения. Позавчера казалось, все не то, все неправильно, подзадержался я в этом состоянии. А сегодня проснулся, подумал: «Какое счастье! Я проснулся. Да не один. Да мама позвонила. Да брат здоров, счастлив. Я нужен, востребован, любим! Чего жалуешься?» И сегодня все хорошо. Хочу быть таким, какой есть, непохожим на кого-то.

— Наверное, после «Карусели» вы проснулись знаменитым?

— Мне постоянно говорят: «Вот, после этой роли ты станешь знаменитым». И каждый раз ничего не происходит (смеется). Для меня значимой работой стал фильм «Магнитные бури». Вадим Юсупович Абдрашитов был первым, кто снял меня не как комедийного актера, а как драматического, в фильме, где надо не только улыбаться, но и еще что-то играть. А с Вячеславом Никифоровым, режиссером «Карусели», мы познакомились давно. Он хотел снять меня в своем предыдущем фильме «Безымянная высота», но я не попадал по графику, снимался в «Огнеборцах». Через год мне позвонили и сказали, что я уже утвержден на главную роль в «Карусели». Я удивился, потому что ни сценария не читал, ни с режиссером не разговаривал. Но получилось все неплохо.

— Роль Ёшки принесла вам популярность, но не глобальную известность. И вы не спешите с новыми проектами...

— Я не хочу быть везде. Не хочу «выходить из утюга».

— А как же деньги? Ведь не секрет, что некоторые проекты приносят очень хорошие деньги, хотя и выглядят неудачными.

— Не секрет. Я даже больше скажу, у меня есть проекты, на которые я шел ради денег. Но и в этих случаях я находил в них что-то для души, где было бы что сыграть. Чистой поденщины там не было. Ради денег я не на все пойду. Не смогу подписаться на многомесячный проект в ущерб театру, личной жизни. И дело не в том, что вот я такой пафосный, сижу «в ожидании Годо». Нет. У меня был год, я с одной площадки перемещался на другую, а оттуда мчался в театр. Снимался в трех проектах и выпускал спектакль. Мне такой график интересней, чем девять месяцев играть в картонных декорациях одно и тоже. Да, мне хочется быть известным, обеспеченным, быть не только Ёшкой, но мне кажется, что я еще что-то могу. И это не то, что сейчас активно предлагают.

— Вам всего тридцать, и вроде как-то не «по рангу» иметь такие мысли... Молодежь хватается за все.

— Я бегу не на короткую дистанцию, а на длинную. Кто-то скажет, что все мои роли — это странные люди. В «Карусели» мой герой потерял память, в «Докторе Живаго» сошел с ума. Ну и что? Я не боюсь быть страшным, не боюсь быть «не от мира сего». Я просто не хочу играть чью-то фантазию. У меня есть богатые друзья, которые владеют «заводами, газетами и пароходами», но такой «картонной» жизни, как ее изображают в сериалах, у них нет. Поэтому мне такое не интересно. Я понял одну вещь, что можно, конечно, хвататься за все. Но зачем? Народу я нравлюсь как в театре, так и в кино, когда я искренен, когда я настоящий, когда присутствуют яркие краски. Просто художественно перемещаться из кадра в кадр или по сцене не для меня.

— В какой момент вас посетили такие правильные мысли?

— Во-первых, у меня были хорошие учителя. Ну и с опытом что-то приходит. Я долго отказывался от ролей в фильмах по романам наших известных детективщиц. И тут мне предложили интересный сценарий. Мы стали работать, находили какие-то интересные повороты, яркие фразы. Прихожу на озвучание, а все, что мы нашли, придумали, что было смешным, вырезали. Я спрашиваю: «Почему?» Редакторы объясняют, что это сильно отходит от жанра. И в результате получилось скучно. И мне скучно, и зрителю будет скучно. Я поставил себе галочку, что снялся, и тему эту закрыл. И впредь вряд ли соглашусь на подобную работу. Нельзя снимать просто детектив, должны в нем быть человеческие отношения. Я всегда люблю приводить пример: чем заканчиваются все похороны? Смехом. Как разрядка. Живым — живое. Нельзя только плакать, ведь жизнь продолжается. Американцы любят играть на этом. Смерть, а они комедию снимают. И это хорошо.

— Какой-то неправославный у вас подход...

— По поводу православия... Я православный, верующий человек. Но я верю в Бога в душе. Ведь можно все что угодно из себя изображать. И неверующего, и наркомана, и богохульника, и пьяницу, но если внутри у тебя всего этого нет, то ничего и не будет. И настоящую боль об уходе человека не надо показывать. Она тоже будет внутри тебя. У меня в жизни была одна серьезная потеря. Умер очень близкий мне человек. Прошло девять лет, а я каждую секунду о нем думаю. Не устраиваю показательных рыданий, а просто помню. Свою веру я берегу внутри себя, как берегу свою любовь от чужих глаз. Не то, что я хочу свою жизнь скрыть от других. Просто я считаю, что у меня пока достаточно таланта, чтобы удержать своего зрителя. Мне пока не надо для этого показывать кровать, на которой сплю, ванну, в которой моюсь. Если вы хотите что-то узнать про меня, приходите в театр и посмотрите мои работы. Я не играю другого человека. Там я, только в других обстоятельствах. Как есть, так и играю. Я ничего не придумываю. Я давно ушел от игры. Я живу. И с этим выхожу на сцену. Да, мне тридцать лет. Кому-то покажется, что я сделал мало, кому-то, что достаточно. Но я не оглядываюсь назад. Мне приятно отметить, что у меня одно получилось, другое, что у меня есть свой зритель. Но жизнь она больше, чтобы сейчас остановиться!

— Разве в тридцать лет останавливаются? Это же еще молодость...

— Молодость. Но если сравнивать с месяцами, то это август. Когда мне будет сорок лет, это будет сентябрь. В сентябре все становится многогранным — листья красные, желтые, зеленые, все созревает. В этом есть своя мудрость.

— Тридцать лет — это ваш возраст?

— У меня было хорошее детство, но оно мне никогда не нравилось. Я всегда хотел стать взрослым. Даже курить начал в 13 лет, чтобы почувствовать себя большим. Тридцать лет не совсем мое время. Именно в сорок я перестану думать о своем возрасте, дергаться, что я еще не достаточно взрослый. Буду чувствовать себя гармонично. Я смогу позволить себе быть комильфо. Тогда мой внешний облик и внутреннее состояние совпадут.

— Но, наверное, «копаться» в себе и тогда не перестанете?

— Когда я перестану себя копать, я перестану быть самим собой. Я не люблю успокоенность. Толстой сказал: «Успокоение это душевная подлость». Хотя иногда и я испытываю такую успокоенность. Но, слава богу, жизнь преподносит мне подарки, когда я снова «взрываюсь».

— «Подарки» в работе или в человеческих отношениях?

— И в том, и в другом. В прошлом году я много работал, но всего две работы, по моему мнению, интересные. Это «Доктор Живаго» Александра Прошкина, где я играю сошедшего с ума партизана, топором зарубившего всю свою семью, и роль кота Шидлы, египетского сфинкса, в детском фантастическом фильме «Вернуться во времени» Олега Компасова. Остальные проекты — это просто работа. Ну не каждый же день режиссеры запускаются с «Бесами» или «Господами Головлевыми».

— При такой «избирательности в работе» не боитесь остаться без средств к существованию?

— Боюсь. Больше скажу, я месяц нигде не снимаюсь. И на финансовом благосостоянии это сказывается.

— Вы актер «Сатирикона». Насколько Райкин сейчас ваш режиссер?

— Я работаю в репертуарном театре, это та гамма, которая существует внутри тебя. Это твои взлеты и падения. Далеко не всегда я играю то, что мне хочется. Но в театре должно быть все, разные вершины, которые были бы интересны разным зрителям.

— Райкин высказывает свое мнение о ваших киноработах?

— В каком-то интервью читал, что ему скорее нравятся мои работы, чем нет. А потом я не думаю, что Райкин сидит около телевизора и следит за моими фильмами. Я знаю, что ему нравится моя дисциплинированность, потому что я не пропустил ни одного спектакля. Ни одна съемочная группа не звонит в театр и не просит отменить спектакль, потому что я на съемках. Когда я заключаю договор, то отдельно предупреждаю, что снимаюсь не в ущерб театру. Другой вопрос, что это мне не очень удобно, я мало сплю, с поезда бегу на репетицию, но для меня важно, чтобы главный режиссер не слышал о моих опозданиях и не замечал, что я плохо себя чувствую или устал. Никому это не нужно. О том, что мне плохо, должны знать подушка и человек, который рядом со мной засыпает. Я должен быть рабочей лошадкой в хорошем смысле этого слова. И я хочу ею быть.

Елена УСАЧЕВА

© «Учительская газета» №14 (10095) / 2006-04-04

Постоянный адрес статьи: http://www.ug.ru/issues/?action=topic&toid=1164

Hosted by uCoz